Видео - Проповедь на память прп. Марии Египетской
17.04.2016
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Сегодняшнее Евангельское чтение в неделю, которая отстоит, буквально, на ничтожное количество времени от Светлого Христова Воскресения, которая стоит уже на грани окончания Великого поста, объективно, практически сокрушительно для каждого из нас. Сегодняшнее Евангелие говорит, примерно, следующее. Когда Христос обращается к Своим ученикам и говорит им о том, что вот, пройдет совсем немного времени, и Он будет предан на Крест, на смерть, потом воскреснет и восторжествует в славе, к Нему подходят двое. Это одни из первых Его учеников. Эти двое были с Ним в самых узловых моментах Евангельской истории, которых практически не видел более ни один из апостолов, кроме, пожалуй, Петра: когда Христос воскрешал дочь Иаира, начальника синагоги, когда Христос преображался в славе. Потом они же будут с Ним в ночь Гефсиманского сада. Это Иаков и Иоанн, сыновья Зеведеовы. Иоанн - тот самый, который Иоанн Богослов. И они подходят к Нему с вопросом: «Господи, можно ли сделать так, чтобы, когда Ты восторжествуешь в славе Своей, один из нас сел по правую руку от Тебя, а другой - по левую?»
Это Евангелие, как никогда, о нас. Вот объективно именно так, в основном, мы и строим наши отношения с Богом. «Господи, мне безразлично, что Ты мне говоришь: что-то там про Крест, про страдания, про воскресение… Господи, давай сразу к делу. Вот, если Тебе не затруднительно, то я бы хотел оказаться здесь, здесь и вот в таких обстоятельствах и таким образом, если, конечно, Тебя не затруднит». Потом у нас возникает вопрос: «Почему же так разрушена и фрагментирована наша духовная жизнь?» А ровно потому, что объективно, диалога-то в ней практически-то и нет. Там есть монолог Бога, который остается без ответа нас, и монолог наш, который никак не соответствуется с тем, что говорит нам Бог, вообще. И получается это, на самом деле, полное отсутствие какого бы то ни было разговора. Не потому что этого не хочет Бог. Вот Он-то и говорит об одном, о другом, третьем, Он пытается донести, подготовить, что-то сделать. Мы говорим: «Да, Господи, это всё хорошо, но давай всё-таки перейдем к раздаче пряников. Вот когда оно наступит, что будет мне? Вот здесь, здесь или там я окажусь?» Понятно, что я утрирую, но, к глубокому сожалению, вот этот момент евангелист подчеркивает в жизни одних из самых однозначных учеников Христовых, т.е. это настолько человеческое, что неотторжимо даже от них. Иоанн Богослов, который будет потом созерцать всё то, что напишет в Апокалипсисе, который напишет самое богословски точное, ёмкое Евангелие, тот, который, собственно, называется богословом (один из трех святых Церкви вообще) - при всем притом, когда во время земной жизни Спасителя слышит слова о Кресте и воскресении, сразу переходит к «раздаче слонов». Вот это так, оказывается.
Соответственно мы, подходя сейчас к какому-то уже финалу своего постного труда, должны задать себе вопрос: а вообще, вот в моих молитвах, в моих обращениях к Богу реально присутствует Бог? То, что там реально присутствую я, - в основном, это правда. То есть действительно, уж коли я молюсь, я вкладываю себя туда точно. Я вообще хочу Его услышать? Мне важно, что Он скажет? Или мне важно, чтобы Он услышал меня, и услышал то, что я говорю Ему. Вот эти вещи, на самом деле, настолько сложны и болезненны. То есть мы в отношениях с ближними не можем уйти от этого никогда. Банальный пример, который даст нам это позволит: как часто мы перебиваем собеседника. Вот это наш стопроцентный ответ на то, можем ли мы слышать или не можем. А если это происходит с тем человеком, который стоит напротив нас, и которого мы видим и которого мы слышим объективно, то что же происходит в наших отношениях с Богом, которого мы не видим, почти не слышим и которого очень сложно, тонко и как-то интуитивно пытаемся ощутить? Как эти отношения легко разрушаются на разу вот таким нашим действием. Поэтому в практически оставшуюся последнюю неделю Великого поста (потому что с Вербного воскресения начинается, собственно, уже не Великий пост, а седмица, которая отстоит от него совершенно отдельно), вот в эту последнюю неделю, себе этот вопрос зададим: реально присутствует ли Бог в моих молитвах, или там присутствую Я и Я? Если это так, Его надо туда ввести, потому что, в противном случае, получится, что я всю жизнь тряс воздух и не приближался к Богу ни капли. С одной стороны, это естественно, и евангелист показывает нам это. Наверно, одни из самых ярких апостолов были от этого не ограждены, и в их жизни это случалось самым прямым и линейным образом. Но, тем не менее, это не нормально. И не случайно, поэтому, Христос задает им вопрос. Когда Он сказал то, что хотел им сказать, и, услышав такой вопрос от них, Он спрашивает: «А вы можете пить чашу, которую пью Я? Вы можете креститься тем крещением, которым Я крещусь?» То есть, понимаете ли вы в свете того, о чем Я говорил, что вы просите? На «голубом глазу» апостолы отвечают: «Можем, Господи!» Но Христос понимает, что они не понимают, о чем они говорят. Он говорит: «Да, с одной-то стороны (уже из Его видения), вы, конечно, будете пить эту чашу и будете креститься этим крещением. Но то, о чем вы просите, настолько далеко отстоит от вас – и даже от Меня - что не находится ни в Моих руках, ни в ваших».
Поэтому, памятствуя эти вещи, эти вопросы реально перед собой поставим. От них зависит объективно наша духовная жизнь. Без них посты наши, не посты, праздники, причастия, исповеди и всё что угодно остальное - может оказаться диалогом с зеркалом. Бог объективно хочет не этого. Аминь.
Сегодняшнее Евангельское чтение в неделю, которая отстоит, буквально, на ничтожное количество времени от Светлого Христова Воскресения, которая стоит уже на грани окончания Великого поста, объективно, практически сокрушительно для каждого из нас. Сегодняшнее Евангелие говорит, примерно, следующее. Когда Христос обращается к Своим ученикам и говорит им о том, что вот, пройдет совсем немного времени, и Он будет предан на Крест, на смерть, потом воскреснет и восторжествует в славе, к Нему подходят двое. Это одни из первых Его учеников. Эти двое были с Ним в самых узловых моментах Евангельской истории, которых практически не видел более ни один из апостолов, кроме, пожалуй, Петра: когда Христос воскрешал дочь Иаира, начальника синагоги, когда Христос преображался в славе. Потом они же будут с Ним в ночь Гефсиманского сада. Это Иаков и Иоанн, сыновья Зеведеовы. Иоанн - тот самый, который Иоанн Богослов. И они подходят к Нему с вопросом: «Господи, можно ли сделать так, чтобы, когда Ты восторжествуешь в славе Своей, один из нас сел по правую руку от Тебя, а другой - по левую?»
Это Евангелие, как никогда, о нас. Вот объективно именно так, в основном, мы и строим наши отношения с Богом. «Господи, мне безразлично, что Ты мне говоришь: что-то там про Крест, про страдания, про воскресение… Господи, давай сразу к делу. Вот, если Тебе не затруднительно, то я бы хотел оказаться здесь, здесь и вот в таких обстоятельствах и таким образом, если, конечно, Тебя не затруднит». Потом у нас возникает вопрос: «Почему же так разрушена и фрагментирована наша духовная жизнь?» А ровно потому, что объективно, диалога-то в ней практически-то и нет. Там есть монолог Бога, который остается без ответа нас, и монолог наш, который никак не соответствуется с тем, что говорит нам Бог, вообще. И получается это, на самом деле, полное отсутствие какого бы то ни было разговора. Не потому что этого не хочет Бог. Вот Он-то и говорит об одном, о другом, третьем, Он пытается донести, подготовить, что-то сделать. Мы говорим: «Да, Господи, это всё хорошо, но давай всё-таки перейдем к раздаче пряников. Вот когда оно наступит, что будет мне? Вот здесь, здесь или там я окажусь?» Понятно, что я утрирую, но, к глубокому сожалению, вот этот момент евангелист подчеркивает в жизни одних из самых однозначных учеников Христовых, т.е. это настолько человеческое, что неотторжимо даже от них. Иоанн Богослов, который будет потом созерцать всё то, что напишет в Апокалипсисе, который напишет самое богословски точное, ёмкое Евангелие, тот, который, собственно, называется богословом (один из трех святых Церкви вообще) - при всем притом, когда во время земной жизни Спасителя слышит слова о Кресте и воскресении, сразу переходит к «раздаче слонов». Вот это так, оказывается.
Соответственно мы, подходя сейчас к какому-то уже финалу своего постного труда, должны задать себе вопрос: а вообще, вот в моих молитвах, в моих обращениях к Богу реально присутствует Бог? То, что там реально присутствую я, - в основном, это правда. То есть действительно, уж коли я молюсь, я вкладываю себя туда точно. Я вообще хочу Его услышать? Мне важно, что Он скажет? Или мне важно, чтобы Он услышал меня, и услышал то, что я говорю Ему. Вот эти вещи, на самом деле, настолько сложны и болезненны. То есть мы в отношениях с ближними не можем уйти от этого никогда. Банальный пример, который даст нам это позволит: как часто мы перебиваем собеседника. Вот это наш стопроцентный ответ на то, можем ли мы слышать или не можем. А если это происходит с тем человеком, который стоит напротив нас, и которого мы видим и которого мы слышим объективно, то что же происходит в наших отношениях с Богом, которого мы не видим, почти не слышим и которого очень сложно, тонко и как-то интуитивно пытаемся ощутить? Как эти отношения легко разрушаются на разу вот таким нашим действием. Поэтому в практически оставшуюся последнюю неделю Великого поста (потому что с Вербного воскресения начинается, собственно, уже не Великий пост, а седмица, которая отстоит от него совершенно отдельно), вот в эту последнюю неделю, себе этот вопрос зададим: реально присутствует ли Бог в моих молитвах, или там присутствую Я и Я? Если это так, Его надо туда ввести, потому что, в противном случае, получится, что я всю жизнь тряс воздух и не приближался к Богу ни капли. С одной стороны, это естественно, и евангелист показывает нам это. Наверно, одни из самых ярких апостолов были от этого не ограждены, и в их жизни это случалось самым прямым и линейным образом. Но, тем не менее, это не нормально. И не случайно, поэтому, Христос задает им вопрос. Когда Он сказал то, что хотел им сказать, и, услышав такой вопрос от них, Он спрашивает: «А вы можете пить чашу, которую пью Я? Вы можете креститься тем крещением, которым Я крещусь?» То есть, понимаете ли вы в свете того, о чем Я говорил, что вы просите? На «голубом глазу» апостолы отвечают: «Можем, Господи!» Но Христос понимает, что они не понимают, о чем они говорят. Он говорит: «Да, с одной-то стороны (уже из Его видения), вы, конечно, будете пить эту чашу и будете креститься этим крещением. Но то, о чем вы просите, настолько далеко отстоит от вас – и даже от Меня - что не находится ни в Моих руках, ни в ваших».
Поэтому, памятствуя эти вещи, эти вопросы реально перед собой поставим. От них зависит объективно наша духовная жизнь. Без них посты наши, не посты, праздники, причастия, исповеди и всё что угодно остальное - может оказаться диалогом с зеркалом. Бог объективно хочет не этого. Аминь.